Я жил на Черном море, в Ялте, когда был совсем маленьким. Было мне лет пять, когда столкнулся с тем, что до сих пор настойчиво преследует меня по ночам.
Мне нравилось бродить по берегу. Был я ребенком самостоятельным, поэтому меня отпускали к морю одного. Уже в столь юном возрасте проникся таинственной магией бескрайних вод. Часто я разговаривал с морем, и, кажется, оно мне отвечало. Не помню, задавался ли я вопросом, что таит в себе его гладь, да этого и не потребовалось. Море явило всё само.
Как уже говорил, я любил бродить по берегу дикого пляжа – там, где народу немного, но зато масса всяких интересностей. Пляж этот пустовал, потому что дно было усеяно острыми камнями, а берег порос колючими кустами. Из воды выглядывали громадные гладкие валуны, вылизанные волнами. Как раз своей безлюдностью и привлекало меня это место. Чувствуя себя первооткрывателем заповедной земли, я шлепал сандаликами по мокрому песку, подцепляя прутиком дохлых медуз, ловкими бросками отправляя их обратно в воду, ворошил крабьи гнезда у самой кромки воды, выискивал в песке наиболее причудливые раковины для домашней коллекции. Море было щедрым на дары, знай только навещай его.
Вот и в тот день я по своему обыкновению прогуливался по дикому пляжу, когда вдруг заметил невдалеке огромную тушу. Подобравшись поближе, я обомлел: то была самая настоящая акула! Обыкновенный катран, но для пузатой мелочи вроде меня это был самый настоящий кит. Рыба явно видала лучшие дни: она уже не первый день плавала вверх брюхом, пока ее, наконец, не выбросило на берег. От акулы несло тухлятиной, но все равно она был очень красива. Изящные хищные формы, мощный хвост, ощерившаяся пасть, – она явно была грозой сардин при жизни.
Как завороженный, смотрел я на свою находку, пока порыв ветра не пронзил меня холодом. Поежившись, машинально огляделся, кинул взгляд на беспокойную воду и…обмер.
В сторону берега двигалось нечто. Оно было белым и раздувшимся. На круглой бугристой голове совсем не было волос, а вместо глаз зияли черные дыры. Наверное, это когда-то было человеком, но теперь имело мало сходства с живыми дяденьками и тетеньками. Рыбы основательно потрудились над ним. Из зияющих ран лохмотьями лезло бледное мясо.
Голое, оно вышло из воды по пояс.
Я, карапуз, ничего тогда не знал о смерти и никогда не видел покойников. Я был охвачен любопытством. И мне было ужасно страшно. Инстинктивно я чувствовал угрозу от этого существа. Нужно было сейчас же спрятаться. Я сиганул в кусты, продрался через кусачие их лапы и замер в глубине зарослей, не двигаясь, не дыша.
Оно стояло в воде и медленно водило головой-шаром из стороны в сторону, как будто осматривалось. Затем с явным усилием начало двигаться, рассекая мощной тушей воду. Оно держало курс на то самое место, где лежала акула. С каждым шагом тело безобразно колыхалось и тряслось, будто пудинг, из ран в животе сочилась вода. Спотыкаясь, монстр стремился вперед с тупым упорством. Я смотрел на это, леденея, не в силах оторвать глаз.
Томительно долго чудище хромало к берегу. Наконец оно, тяжело топая, добралось до суши, где пало на четвереньки, став похожим на отвратительного младенца, и подползло к рыбе, до костей рассекая кожу об острые камни. Из ран текла мутная вода. Покойнику было все равно. Прильнув к акульему боку, он стал жадно жрать. Мне не было этого видно, рыбья туша загородила обзор, но слышал я все прекрасно. Слышал, как гнилые челюсти с мерзким чавканьем вгрызаются в плоть, как оно жует, механически клацая зубами. Вокруг разлился тухлый смрад, и было неизвестно, от кого больше воняет – от рыбы или от едока.
Внезапно звуки прекратились. Я перестал дышать. Из-за катрана показалась белая голова. Ее глаза-дыры были нацелены в мою сторону.
Сердце провалилось в желудок; я сорвался с места и побежал. На меня оборачивались люди, но я не замечал их. С ноги слетел сандалик, но было все равно. Бежал до тех пор, пока не показался мой дом. Там я спрятался в чулане и дал волю слезам. Я был маленький, было страшно от странной и дикой картины, открывшейся на берегу. Будь я тогда старше, наверняка сошел бы с ума.
О том случае не рассказал никому. К морю больше не ходил, а вскоре навсегда уехал из Крыма.
Я вырос, но страх перед большой водой так и не переборол. Та встреча до сих пор является во снах. Я стою на берегу, скованный ужасом, а утопленник выходит из моря, протягивая ко мне свои распухшие руки. Я просыпаюсь и больше не могу уснуть, добивая остаток ночи сигаретами и джин-тоником.
А ночь все смотрит на меня его глазами. Глазами-дырами.