История эта досталась мне от моей бабушки-белоруски. Рассказывала она мне в детстве много интересного про своё нелёгкое (в военные годы), но в то же время интересное детство. Может, мистики там будет не так и много, но всё же… Далее рассказ буду вести от её лица.

«Жили мы до войны в селе Ганцовичи Шкловского района. Деревенька наша маленькая была, на два десятка дворов. Дом наш был самым концевым в деревне и стоял ближе всего к Беловежской пуще. Это было и хорошо, и плохо одновременно. С одной стороны – все ягоды, грибы и орехи наши были, а с другой – голодной зимой лютые матёрые волки не боялись во дворы заходить и хозяйничать. Только у нас 3 цепные собаки во дворе загрызли и разорвали эти твари за год. У соседей и до овец добирались даже. Но самые голодные волки пришли в деревню в войну – это фашисты. За несколько дней забили и забрали с собой весь деревенский скот и птицу. Ну, голодно нам, конечно, было. Сбивались кучками мы по 6-8 детей и ужинали у кого-то мёрзлой картошкой с квашеной капустой. Нас – детей – жалели и подкармливали не только чужие родители, но и бездетные соседи и старики. Кто чем мог. И вот, наскоро поужинав, затевали мы свои нехитрые занятия и игры. То на печь заберемся и страшные истории рассказываем, то гадаем, то вяжем.

Летом было детям раздольней – то за ягодами или грибами в лес, то на речку убежим. Ну и шкодили, конечно, понемногу. Однажды ночью самому вредному и противному соседскому деду, который нам грозился ноги с корнем выдрать, затащили на крышу бочку десятиведерную. Пристроили её на трубу и потихоньку, пока дед спал, заполнили её водой. А сами решили посмотреть, как же дед эту бочку обнаружит. ) ) ) ) Устроились в соседнем огороде за поленницей и за дедовым домом и за бочкой на крыше наблюдаем. Пока сидели в засаде, луна взошла, как блин круглая, да как масло жёлтая. Залюбовались мы на неё и вдруг… прямо напротив нашей бочки на фоне луны проплыла или пролетела тёмная фигура. Мы прям от страха даже кричать не решились. Только вцепились друг в друга. Тут одна девчонка и говорит, что это ведьма пролетела на шабаш… Сейчас уже не помню, было ли это накануне праздника какого, только мы сразу поняли, что это может быть только Евстафьиха. Тётка эта имела в деревне дурную славу колдовки, некоторые её даже ведьмой звали. Никто с ней не связывался, не ругался, не дружил. Жила она абсолютно одна, скот не держала, в район не ездила, до колодца не выходила, по лесу не ходила за грибами, и вообще неизвестно чем жива была. Деревенские всячески её избегали, особенно пугали её прожигающие глаза – тёмные и мутные одновременно…

И вот, увидев ведьму, все оробели и засобирались по домам, но тут один парнишка пастушок Клим и говорит: «Что вы трусите, як зайцы! Ведьма ж улетела с дому, ну и давайте ей тоже трубу чем-то закроем!» Все мои приятели заопасались и делать это отказались. Только расхорохорившегося парубка было не унять. Он подначивал парней со словами: «Аль вы не мужчины, аль в юбках ходите?! Ну, так я сам ей трубу закрою вон хоть стеклом». На это шальная компания согласилась. Все мы огородами стали пробираться к дому колдуньи. Сбегав на разведку и выяснив, что нигде лучины не горят и дым из трубы не идёт, парни помогли дотащить Климу большую метровую стеклину (тогда такие были из слюды). Потом пособили ему и подали её на крышу. Когда дело было сделано и Клим положил стеклину на трубу, все поспешили убраться по домам, на всякий случай…

На следующий день, вернее вечер, мы опять сидели вместе на завалинке у нашего дома и вспоминали вчерашнюю ночную вылазку. Периодически на нас находил приступ хохота от мысли, что мы вредному деду бочку запёрли на крышу. Представлялась картинка, как дед в кальсонах, охая и взмахивая руками, приплясывает возле своего дома и, чуть не плача, орёт на всю деревню: «ХТО-О-О!?» Надо сказать, что дед ещё днём нажаловался нашим родителям и что нам уже попало за бочку, но, однако, настроения нашего это не испортило.

И вот мы сидим, раззадорившиеся, смешливые и хохочущие, и обсуждаем своё, и вдруг… Мимо нас, как призрак средь белого дня, проковыляла по деревенской улице ведьма Евстафьиха. Всё её страшное злобное лицо, лоб под седыми космами и руки были изрезаны и исцарапаны. Поравнявшись с нами, она подняла на нас свои мутные глаза, страшно улыбнулась, скрипнув при этом своими тремя единственными зубами, потом подошла к Климу и, сплюнув ему под ноги, прошамкала: «Что, соколик, смотришь ты ещё на меня?» Потом она спешно развернулась и пошаркала к своему дому.
Случай этот забылся как-то в заботах и вспомнился лишь неделю спустя, после одного происшествия: пастух оставил ненадолго стадо (немцев тогда ещё не было) на помощника своего – Клима. Сам он ушёл по необходимости в лесок. И тут, ни с того, ни с сего самый смирный и тихий бык вдруг рассвирепел и набросился на Клима. Он его изрядно потоптал, изуродовал рогами лицо и выткнул парнишке глаз. После того случая сомнения деревенских по поводу нашей странной соседки развеялись…

Кстати, умерла она через 3 года после того. Похоронить её на деревенском кладбище не решились – закопали в стороне в лесу. И что странно: крепкая с виду и даже добротная изба её какими-то неведомыми силами развалилась вся, обсыпалась вовнутрь и выглядеть стала так, как будто после смерти хозяйки не сорок дней прошло, а 40 лет пролетело.